О людях, нелюдях и антропоморфизме - Страница 2

Ещё Каганов изрядно похихикал, отказывая описанным инопланетянам в разуме и сравнивая почти любой инопланетный социум с ульем, где живут запрограммированные и штампованные существа. Я принял эту его чудесную статью как вызов - и решил описать мир, населённый, как и Земля, многими народами и расами... и уточнив условия задачи, сделал его граждан нелюдями.

Вот чего душа просила. Нечеловеческой психики. Нечеловеческой физиологии. И чуждых землянам социальных норм.

И, как вскоре выяснилось, не только моя. Весьма уважаемый мною писатель Вадим Проскурин работал в том же направлении. Его повесть "Дары ледяного неба" (тут: http://samlib.ru/p/proskurin_w_g/mimir2.shtml) как раз и описывала негуманоидных разумных созданий, мыслящих осьминогов. Я оценил беспрецедентную отвагу автора - но решил, что пойду другим путём.

Проскурина интересовали осьминоги с их эросом, который не существует без танатоса. Меня - планарии и банановые слизни, с их двуполостью и поединками за право размножаться, не вынашивая потомство. Мы оба опирались на новейшую эволюционную теорию и работы современных биологов. Проскурин решил оставить осьминогов в собственном облике и среде обитания, а я, прочтя "Дары ледяного неба", подумал, что ход это очень любопытный, но не самый выигрышный.

Идеально описанные нелюди в истории мировой литературы уже случались - взять хоть Лема. Но ещё никто не решался описывать их фокально, погружая человека в сознание нелюдя. Лучший из описанных инопланетян-негуманоидов - океан Солярис, но я не могу представить себе читателя, отождествившего себя не с попавшими в ловушку океана и собственного прошлого людьми, а с самим океаном. "Вам нужно зеркало!" - вопит пьяный Снаут и оказывается-таки прав: большинство читателей ждёт от фантаста, описывающего жителей другой планеты, зеркального отражения землян.

Отвага Проскурина заслуживает восхищения. Но.

Дело даже не в том, что осьминогам сопереживать тяжело. Не то, чтобы. Сопереживаем же мы собакам, лошадям, кошкам... даже муравьишке Бианки, которому "домой и у него ноги". Мыслящие и живущие вполне цивилизованно осьминоги в качестве героев литературного произведения мне уже попадались. Помните: "Жил осьминог со своей осьминожкой..." - и, будучи воспитанниками детского садика, мы им сопереживали вполне. Но Проскудину, как и мне, мало казалось создать обаятельный образ разумного нелюдя: он хотел населить разумными осьминогами функционирующий социум, раскрыть психику, устроенную принципиально иначе, и описать взаимоотношения в мире, где любовь и размножение впритык связаны со смертью. Для достоверного описания сказочные декорации в духе Успенского не подойдут. А какие?

Как назвать разумного осьминога? А разумную планарию? А вот как осьминоги и планарии беседуют с себе подобными? Как они называют предметы окружающего мира? Как относятся друг к другу? Какие у них традиции, какая мифология - да ладно, как выглядят предметы их быта? Они ж, мерзавцы такие, живут на дне морском...

Тут дело, наверное, в том, что осьминоги лучше слизней подходят на роль разумных существ. Ну что с планарии или слизня возьмёшь? Ни рук, ни ног у них нет, да головы-то и той... А осьминоги - они пленительно чуждые, внешне очень симпатичные, у них физиология интересная и сложная, а всё, что связано с размножением, вообще запредельно прекрасно нечеловеческое. И щупальца вполне сходят за руки, а руками уже можно преобразовывать мир, как только пожелается.

Почему бы не назвать щупальца руками?

Вот на этом месте я и споткнулся.

Видимо, нельзя. Потому что щупальца - это щупальца. И руки тянут за собой всё остальное человеческое: имена, религию, одежду, акул в качестве верховых животных, оружие... и человеческая система координат, накладываясь на нечеловеческую, всё портит, подтачивает достоверность повествования, кажется натянутой. Другими словами, мы всё-таки приходим к Осьминогу со своей Осьминожкой, который полоскал авоську в ванной, позабыв, что дело-то происходит на дне морском...

Ни в коем случае, не в укор автору. Ведь, додумывая до логического конца, невольно приходишь к выводу, что рук нельзя, а значит, никаких аналогий с человеческим миром нельзя, а значит, человеческих слов нельзя - а значит, фигу добьёшься сопереживания, потому что будет нечто совершенно чуждое, да ещё и описанное выдуманными, то есть, тоже искусственными словами. Это непосильная для писателя задача.

И, мысленно поблагодарив предшественника за бесценный опыт, я решил пойти по пути наименьшего сопротивления, благо для меня лично это дорожка торная.

Мне уже случалось описывать очеловеченных животных. В "Зелёной Крови" я, стирая границы непонимания и бессловесности, дал животным возможность на некоторое время превращаться в людей. И это показалось мне дивным выходом из тупика: я превратил своих слизней в людей насовсем.

Целиком. С человеческими руками, ногами и головой. С религией, одеждой, оружием, зданиями, верховыми животными, с именами и даже с кое-какими историческими аналогиями. И решил тем самым проблему с выражением в словах нечеловеческих мыслей и деяний раз и навсегда.

Мне это казалось лучезарной находкой. Запредельной. В духе "ай да Пушкин, ай да сукин сын!"

Будучи людьми, слизни перестают выглядеть чуждо и отвратительно. Ну что, ей-Богу, в слизняке хорошего? Страданиями и сложным драматическим жизненным выбором слизняка большинство людей земных не проникнется, а нравственные коллизии планарии, я подозреваю, народу ещё более чужды. Зато, если всю эту радость перетолмачить на родной гуманоидный язык...